Натали О`Найт - Время жалящих стрел
– Ты приманивала ворона! – прошептал он и закашлялся. – Зачем?
Женщина усмехнулась – даже под маской он ощутил это.
– Похоже, щенок, в тебе опять проснулось любопытство. Что ж, мы ответим тебе! Этот ворон – наш гонец. Он послан к твоему повелителю!
Что-то в словах ее встревожило Ораста.
– А что с моим… – он запнулся и покраснел, ему почему-то страшно не захотелось называть так Амальрика.
– Что с бароном? – поправился он.
От Марны не ускользнуло его замешательство.
– Не хочешь считать немедийца своим хозяином? Это верно! Отныне ты слуга Рока! Наш гонец поведает ему о том, что случилось, и, Асура ведает, может быть, он успеет…
– Но что же случилось, госпожа? Она недолго помолчала.
– Случилось многое, – отозвалась она наконец. Голос ее звучал глуховато и отстранено. – На пороге – Время Жалящих Стрел! И первая из легкоперых уже выпущена Кровавым Лучником. Цернуннос грядет! Тяжела его поступь. От копыт его делаются трещины в земле, откуда брызжет пламя Подземного Мира. Недаром мы видели кровь в огне, а лесные птицы принесли весть о большом пожаре.
– Пожар? Где-то в лесу? И только-то? – Ораст недоуменно воззрился на колдунью. Но та покачала головой в ответ.
– Пожар знаменует начало Времени Жалящих Стрел! Оно начинается, и многим из нас не дано пережить его…
С этими странными словами она ушла в дом, а когда вернулась, в руках ее был небольшой сверток, завернутый в промасленную кожу, в очертаниях которого жрец угадал свою книгу. Положив его на землю, она села рядом, аккуратно расправив свое пестрое платье, и указала Орасту на горячие лепешки.
– Ешь.
Он безмолвно повиновался. Лепешки были пресными, чуть суховатыми и совершенно несолеными, однако, попробовав одну, он почувствовал вдруг, что не в силах оторваться, и не успокоился, пока не съел все. Ведьма молча следила за ним, и бурая маска ее показалась ему ликом мертвеца в подступающих сумерках.
Наконец он насытился и утолил жажду прохладной родниковой водой из глиняного кувшина. Колдунья взяла на колени сверток и не спеша развернула, рассеянно поглаживая его левой рукой. Жрец не сводил взгляда с ее пальцев, касавшихся переплета Скрижали Изгоев.
Он не думал, что ему так болезненно будет видеть Книгу в чужих руках. Предполагал, боялся этого – но к такой резкой, нестерпимой боли оказался не готов. Ему хотелось вскочить, вырвать Скрижаль из рук слепой ведьмы, убить ее за то, что касанием своим осквернила святыню… Он удержался лишь с трудом. Она подняла голову.
– Да, знаем, – произнесла Марна негромко, точно про себя. Ораст с ужасом понял, что она вновь прочла его мысли. – Это тяжело. И время от этого не лечит. Единожды приникнув к источнику, лишенный его, ты будешь страдать вечно.
В словах ее были холодные осенние сумерки и чувствовалась неотвратимость зимы, и Ораста против воли пробрала дрожь.
– Но что же это за книга? – воскликнул он в отчаянии.
Обычный пергамент с начертанными – пусть хоть трижды магическими знаками – как могла Скрижаль изъесть его душу, незаметно сделать своим рабом, так что теперь он испытывает все муки преисподних от невозможности коснуться ее страниц. Точно женщина, желанная, вожделенная, что с радостью отдается другому на глазах у отвергнутого возлюбленного… Он и сам не заметил, как Скрижаль и Релата сделались для него одним. – Как возможно такое?
Отшельница не отвечала так долго, задумчиво водя слепыми пальцами по корешку книги, что Ораст уже готов был повторить вопрос, уверенный, что она не слышала его.
– А ты думаешь, Скрижали напрасно даровано было Ее имя? – отозвалась она наконец. – Если так – то ты куда больший глупец, чем мы полагали. Впрочем, ты и впрямь еще щенок и не ведаешь, что творишь…
Она помолчала немного. Слова ее ранили больно, но он принял их как должное.
– Ни один маг, даже владеющий всеми искусствами защиты, что даруют своим адептам Темные Боги, не дерзнул бы листать эти страницы, если только речь не шла бы о жизни или смерти… да и то, мы знали многих, что предпочли бы смерть. Взгляни!
Колдунья положила закрытую книгу перед собой на камень, хранивший еще тепло очага, и сделала несколько пассов над ней. Скрижаль сама раскрылась, на глазах у пораженного Ораста. Страницы с шуршанием перелистывались, изгибаясь и заворачиваясь. Затем все прекратилось, и жрец узнал – он узнал бы ее из тысячи! – страницу, откуда он взял то злополучное заклинание.
Пальцами левой руки ведьма уперлась в пергамент, установив их строго в определенных точках, раз или два изменив положение, когда что-то не понравилось ей. Орасту показалось, некоторые буквы стали чуть ярче… впрочем, в полумраке он мог и ошибиться. Но когда колдунья принялась водить над книгой правой рукой, тут уже ошибки быть не могло. Розоватое сияние облачком поднялось над пожелтевшими страницами, золотистые искорки замелькали внутри.
Темная маска Марны напряженно вперилась в светящуюся туманность, где причудливыми иероглифами свивались и закручивались радужные вихри. Лес вокруг них притих, – или то только показалось оробевшему жрецу, – как вдруг протяжное шипение нарушило безмолвие. Он не сразу понял, что странный звук этот доносился из-под маски ведьмы. Она отняла руку от пергамента, и сияние над колдовским талисманом исчезло.
Продолжая шипеть, точно рассерженная кошка, Марна потрясла в воздухе обожженными пальцами. Ораст сжался в комочек, словно пытаясь раствориться во влажном сумраке ночи, ибо не сомневался, что гнев чернокнижницы обрушится сейчас на него с новой силой. Но та лишь внезапным резким, почти брезгливым движением отшвырнула Скрижаль прочь, и она, закрывшись, рухнула на прелую листву у ног ворожеи, словно простая амбарная книга.
– Вот так! – отчеканила ведьма с неожиданным торжеством в голосе. Ораст лишь сейчас понял, что между нею и этим ахеронским исчадием, должно быть, состоялся некий поединок воли, в котором женщина, если и не вышла победительницей, то, по крайней мере, и не потерпела, в отличие от него самого, поражения. Но он-то отдался этому зловещему тому по собственной воле…
Он ожидал угроз и проклятий – и потому следующие слова ведьмы застали жреца врасплох.
– Тебе никогда не знать женщины, несчастный, – произнесла она с мстительной насмешкой. – Ни той, которой ты так неумело пытался овладеть, ни какой иной. Призванный Скрижалью, ты навеки стал Изгоем. И она станет отныне твоей единственной избранницей.
В ее словах была окончательность вердикта королевского суда, признавшего его виновным без права обжалования, и Орасту даже в голову не пришло возмущаться, спрашивать или жаловаться. Он принял это как должное. Ибо странная, невероятная мысль кольнула его, и он не мог удержаться, чтобы не произнести ее вслух.
